Кембрийский период - Страница 115

К оглавлению

115

— Угу.

Молчание. Бездействие.

— Руби, чего ждешь.

— Скажи: "Во имя всего святого, Монтрезор!"

Вор хихикнул. Потом почесал затылок. Что-то казалось неправильным…

— Глупости. Руби.

— Скажи. И тихо позвени цепями. Бубенчиков, жаль, нет.

— Ты что, того? С прибабахом?

— Конечно, того. После трех месяцев девушкой.

— Нелюбленой, — встряла Колдунья, — или беременной. Не пойму…

— Вот-вот. И вообще, я эльфийка. Ди-и-ивная. Мне положено быть того и с прибабахом. Говори. Жду.

— Бред какой-то.

— Бред. Ну не хочешь…

— Хочу.

— Говори. И не забудь печально звякнуть цепями. Обязательно тихо и печально.

— Во имя всего святого, Монтрезор! — звон вышел громким и возмущенным, но Клирик решил не придираться.

— Да, во имя всего святого! — провозгласил он и обрушил геологический молоток на облюбованное звено. Клирик никогда не любил рассказов Эдгара Аллана По. И с Брэдбери тоже не во всем соглашался. С первого удара цепь не подалась — но зазубрина осталась внушительная. Оставалось долбить.

— Премии за деяние не жди, — склочно вставила Сущность между равномерными ударами.

Клирик безразлично пожал плечами.

— Сумасшедшая, но наша, — объявил Воин. Немного подумал. — А раз наша, так прочее побоку. Кстати, как у тебя дела, рыжуня?

— Ноль пять процента, — напомнил Клирик. Бил он не слишком сильно, но точно, и Воин, который одно время подумывал забрать инструмент да покончить с цепью одним ударом, решил оставить дело специалисту… Все-таки Клирик очень многое успел перенять у Лорна ап Данхэма. Даже не осознавая того.

— Прискорбно, — отозвался Вор, — но в женском теле ожидаемо. Хотя уже за одно то, что ты ухитрилась оставаться девственницей три месяца, лично я бы дал процентов шестьдесят. Я вот на грани Возрождения, Америку еще не открыли… И то. Дикость и разврат, уж поверь собственному психоаналитику его святейшества Иоанна Двадцать третьего… А у тебя там темные века!

— Но это ж двадцатый век… Или я что-то не так понимаю, или ты прибился не к папе, а к антипапе. Постой, постой… Уж не к Балтазару ли милейшему, к Коссе? На могиле которого постоянно приписывают: "Бабник и пират?"

— К нему, — раздулся Вор от гордости, — самому. Неплохой мужик, большая часть того, что про него писали, — пасквили. Но бабник и пират — святая правда, так он и не скрывает. А антипапой он у нас получился, потому что проиграл. А у меня он будет папой. Хотя бы потому, что читает мои книги! Но цена человеческой жизни просто пугает… Пришил человечка — на тебя обиделись, накропал эссе — простили и от восторга визжат поросятами. Ценят творцов, ценят! Но какие они все в этой Пизе горячие, не той походкой мимо прошелся — за рапиру. Я, конечно, сюрикеном в лоб… Потом родню мужского пола. Потом любовников родни женского, а это категория, которая не переводится. Приходится утешать лично. Так что знаю, о чем говорю. Кстати, тоже создал репутацию. Хоббиты — они только наружно маленькие, а так гиганты!

Выяснилось, Вор за месяц успел, не разгибаясь, накропать и опубликовать на собственные средства два труда по психоанализу. Приобрел славу. Примерно как у Макиавелли, только хуже. Был отлучен от Церкви и прощен лично папой — пусть и всего одним из трех, — принявшим сочинения к руководству!

После одной из уличных дуэлей — его к тому времени прикрывала группа поклонников, так что дуэль выглядела средней руки уличным сражением, — был взят под стражу. Но обещал создать проникновенный труд против колдовства. Выпустили условно. Вот тогда Вор и совершил главный свой труд — трактат о кошачьей анатомии и о невозможности для нечистой силы подробно воспроизвести их облик в качестве фамилиара. Препарированные — иные живьем — кошки ему теперь по ночам снились, но он утешал себя мыслью, что гораздо большее число животных он избавил он плачевной участи…

Как только Воин разогнул надрубленное звено, а геологический молоток снова скрылся в бездонном кармане, Сущность объявила, что всем пора обратно. И Немайн оказалась рядом с мангонелем.

То, что сида споткнулась два раза подряд, никого не удивило. Но тут она начала искать деревянный молот, что только что держала в руках. Занятие было безнадежное — киянку она забыла у Сущности. И совершенно не подозревала, что только что дала начало новой валлийской поговорке. "Потерял, как Немайн". То есть вдруг и с концами…

За матерчатыми стенами палатки снова раздался мощный скрип, зашумел рассекаемый гигантской пращой воздух. Мангонель продолжал ежедневный труд.

— Рабочие — на привод блоков! Тяни!

Тянуть предстояло много. Еще один мешок с землей устроился в сетке пращи, чтобы через час уйти в сторону крепости Гвина. Звякнуло било. Полуфэйри вздрогнула. Малыш на било внимания не обратил. Даже спать как-то ухитрялся. Впрочем, на руках у сиды. А било теперь будет регулярно брякать почти час. Этот неприятный звук… Если подумать, самое плохое из всего, что с ней приключилось за год. После того, как родители, отчаявшись свести концы с концами, продали дочь в рабство. Потом… К рабыням не сватаются.

Жену храбрый гезит-копейщик с собой на опасное, хоть и прибыльное, дельце в Уэльсе волочь постеснялся. Для мужских надобностей вызвал рабыню. Опробованную. С сыном. Этот-то отпрыска от рабыни и за щенка не держал. А новая хозяйка добрая, мало что сида да ведьма. Какая разница? Сын же, пусть и будет носит имя сиды — так ведь все равно, кровь-то чья? А станет благородным. И не разлучила. Все таки к хорошему привыкаешь быстро, и Нарин уже начинало казаться, что война богов длится вечно. И будет длиться вечно. И хорошо. Вот только било…

115